Аудиоверсию разговора слушайте в прикрепленном звуковом файле.
— Это те люди, родственники которых обращались к нам за время работы нашей организации. Судьбу части из них мы не знаем, но с родственниками многих мы поддерживаем отношения.
— Она официально зарегистрирована 15 февраля 2016 года. Лично я в составе другой организации занимался этим вопросом, создавал базу. Это началось после иловайского котла. Тогда было очень много запросов от родственников. За все время было около 5 тысяч звонков.
— У нас на сайте есть форма запроса, в которой указаны все первичные данные, необходимые нам. Потом мы связываемся с человеком, общаемся с ним. Один из способов — это отслеживание групп в интернете.
— Да, есть такие случаи. Речь идет о гражданских лицах, по военным к нам никто ни разу не обращался. Некоторым мы помогаем юридически. Они приезжают на эту сторону, работают со следователями, решают свои вопросы с судебными властями, мы их консультируем, помогаем им.
— Да, это общая цифра. Подавляющее большинство — гражданские лица.
— Очень сложно, потому что мы не имеем доступа на ту сторону. Люди тяжело идут на контакт, не всегда доверяют.
— Да, мы абсолютно все фиксируем, наша база позволяет сохранять разного рода файлы, делать связи – видео, фото, документы. Создаются связи с другими людьми, с местом событий, временем им так далее. Мы можем быстренько отслеживать информацию по любой фотографии, если она уже внесена в нашу базу.
— Расследования практически заканчиваются тем, что информацию внесли в Единый реестр досудебных расследований. На этом вся работа заканчивается. В самом лучшем случае следователь звонит родственникам и спрашивает, нет ли какой-то информации.
— Здесь ситуация отличается, потому что есть заинтересованные лица. Это военные части. Сейчас судятся с многими родственниками, чтобы признать пропавших без вести погибшими. Мы выиграли два таких дела. Военная часть хотела признать людей погибшими, но не нашлось доказательств.
Родственники без вести пропавшего получают за него жалование, пока человек не будет признан судом погибшим, после чего они получают «гробовые», на этом выплаты заканчиваются.
— Я слышал, что сейчас это началось массово.
— Мы внимательно изучили этот закон. Наше мнение: он не может поменять систему. Точно мы узнаем это через год, когда родственники увидят результат и начнут жаловаться. Говорят, что это модельный закон Красного Креста, но он рекомендует совсем другое: создать комиссию, которая будет компетентным государственным органом по розыску без вести пропавших лиц. Это специальный государственный орган, наделенный полномочиями по розыску без вести пропавших.
А эта комиссия, которую создадут, будет национальным справочным бюро, то есть органом, наделенным полномочиями по сбору и передаче информации, документов, вещей, имеющих отношение к лицам, находящихся под защитой международного гуманитарного права. Это просто справочное бюро, которое не будет иметь никакого отношения к поиску и никак не сможет влиять на сам розыск.
— Реестр есть. У Национальной полиции. Он самый полный среди всех. Понятно, что у них в розыске много людей, которые уже освобождены или признаны погибшими, тем не менее они фиксировали факты пропажи.
— Должна быть система наказания следователя, прокурора за неэффективное расследование. Следственные органы наделены всеми инструментами для поиска без вести пропавших, которые они вообще не используют. Мы сами нашли не одного человека, не имея доступа до той территории. Мы нашли места захоронения людей, которые были закопаны на глубине 2,5 метра.
— Конечно, должна. Начинается всегда с гражданского общества, а потом должна быть разработана система. В истории насильственных исчезновений начиналось с гражданских организаций, а потом подключалось государство.
— Это самый огромный плюс в этом законе. Обязательно нужно было это криминализировать для международных судов. Также люди, которые попали в эти ситуации, будут стоять отдельно от людей, которые никакого отношения к войне не имеют.
— Мы полагаемся только на обращения родственников и на свидетелей, если они есть. Конечно, сложно. С военными понятно, а с гражданскими нет, много людей пропадали из-за собственности и так далее.
— Это люди как с той стороны, так и с этой. Они пропали вследствие военного конфликта, мы только с такими и работаем. Есть люди, которые просто ушли из дома и пропали, здесь не только те, за которыми пришли военные, здесь есть люди, с которыми потеряли связь. Один из случаев: в 2014 году приехали 15 человек военных, это было на нашей территории, забрали двоих фермеров и увезли в багажнике. Мы долго их искали, нашли на кладбище в Днепре под табличкой «временно неопознанный воин».
— Мы там тоже заметили небольшую хитрость: родственники будут получать деньги не как потерпевшие (там совсем другие суммы), а как гражданские, потерявшие кормильца. Цифры действительно небольшие, а должны быть больше. Это мы будем указывать у нас в отчете, хотя бы часть которого 10-го числа представим в Варшаве.
